Дмитрий Сергеевич Савельев
ДО СВИДАНЬЯ, САТАНА!
СТИХОТВОРЕНИЯ
1993 – 2013
СОДЕРЖАНИЕ
Мне почудилось утром, что солнце взошло…
И свечи почему-то быстро тают…
Я, ближе к ночи, когда завоет старая рана…
1.
Обнимал меня всего.
Я стоял, сжимая посох,
В ожидании Его.
Он придёт, я это твёрдо
Сердцем чувствовал и знал.
В ожидании я гордо
Посох пальцами сжимал.
Влажно-нежный синий ветер
Обдувал родной бугор.
Никогда ещё на свете
Так не радовал простор!
Я стоял, простой и чистый,
Море зелени вдыхал.
Дуб душистый и ветвистый
Душу ветру раскрывал…
Он пришёл, Он улыбался,
Развевалась борода,
Он над Миром возвышался,
Излучая свет добра.
Он любил людей и море,
Всей душою жизнь любил,
Он взлетал, и на просторе
Небеса превозносил.
Теплотой всегда искрились
Лучезарные глаза…
Тучи гордые сгустились:
Приближается гроза!
Хлынул бойкий, свежий, ясный
Дождь весенний из небес,
Обновляющий, прекрасный,
Приближая сна конец.
Солнце яркое светило,
Пробуждаясь ото сна;
Снопы света отделились
С голубого полотна.
Ослепительно сверкали
Капли неба на листве.
Мы с Учителем стояли,
Наслаждаясь, как во сне.
Красоту, успокоенье,
Доброту в себя впитал
И, в душевном упоенье,
Я стоял и умирал.
Я вздымался над полями,
Рядом с соколом парил.
Свет добра любви лучами
Из души моей полил.
Ночь подкралась незаметно,
Скрылась света полоса.
И, казалось, вся планета
Затерялась в небесах.
Со Вселенной я сливался,
Улетая в море звёзд.
Как же сверху мир казался
Удивителен и прост!
1993
2.
Не связанный временем,
На просторе лежу
И с праздною ленью
На небо гляжу.
По небу бегут
Розовые облака,
В себе несут
Необыкновенный закат.
Спокойствие теплом
Разливается по душе,
И всё кругом
Тонет в тишине.
Умолкают птицы,
Песня их не допета…
Сегодня приснится
Мне Вечное лето.
А может даже
Это не сон?
Или однажды
Снился мне он?
Я утопаю
В воспоминаниях этих,
И я не знаю,
Жил ли на свете…
Но буду помнить
Солнца сиянье
И свежей зелени
Благоуханье,
Чувствовать ветра
Прикосновенье
И вечное Жизни
Всепрощенье.
Когда-нибудь каждый,
И стар, и млад,
Получит спокойствие –
Вечный закат.
1993
3.
Снилась часто тёмной ночью
Мне холодная краса,
И в её бездонны очи
Звали чьи-то голоса.
Но как только занимался
Хмурый, пасмурный рассвет,
Смутный образ растворялся
Меж бесчисленных планет.
Тьма сменялась тусклым светом
Скучно-призрачного дня,
И хвостатые кометы
Уносили вдаль меня.
Миг безликий, миг бесславный,
Он другой сменяет миг,
И несётся он, забавный,
Средь бушующих интриг.
Всё вокруг живёт и дышит,
Всё торопится, спешит,
И людское ухо слышит
Даже звук скользящей мыши
О начищенный гранит.
1993
4.
Мне почудилось утром, что солнце взошло,
Осветило лучами луга.
И весь стыд, и всю грязь, и всю боль, и всё зло
Отшвырнуло волной в никуда.
Но по-прежнему в небе сияет луна,
Мёртвой лентой сверкает река,
Жизнь обманом бросает в объятия сна,
Темнота, как лазурь, глубока.
Я иду в вечной грусти, стараясь забыть
Всё, что ночь заставляла терпеть.
И не может душа больше страх выносить,
И на зов откликается смерть.
1993
5.
Ранние стихотворения Блока
Дышат юной любовной тоской.
И Анны Ахматовой строки
Любовью полны молодой.
Эгофутуризм Северянина
Любовные струны души
Трогает печалью раннею
В душно-людной московской глуши.
Глушь ли? Глушь! Среди улиц московских
Глухо, немо, каждый сам за себя,
Сложно выискать сердце не жёсткое,
А они о любви говорят?
Ну и правильно! Среди мира жестокого,
Где не бьётся свежий прибой,
Сколько раз выручала глубокая
И душевная сердца любовь!
1993
6.
Я – поэт старушечьих сплетен,
Поэт бульварного анекдота,
Поэт подвыпившего рабочего,
Поэт мусорщика, выносящего такие отходы.
Хорошо, буду мусором я для вас:
Чего не сделаешь – славы охота!
Пожилым мусорщикам не везёт.
Не по душе им эта грязная работа.
Везёт тележку, старчески кряхтя,
Не спеша, открывает мусорный бак,
Заглядывает внутрь, а там я
Раскинулся, вонючий полусгнивший дурак.
Он подсыплет из своей тележки
Ко мне в мусорном баке ещё меня.
Плюнет мне в лицо, снимет грязные перчатки
И закурит окурок, старая размазня.
А я тихонько у него из-за спины
Вылезу из бака и пойду по улице.
А женщины будут показывать пальцем:
– Смотри, да это же… тот самый мусор!
А мерзкие дети будут смеяться:
– Мусор шагает без рук, без ног!
А я как начну в них костями плеваться
И запулю в кого-нибудь старый рваный сапог.
1994
7.
Я, как ёжик в тумане,
И невидим мой путь.
Я мечусь и страдаю,
Опуская стопу.
Наступить на несчастье,
Дружбы нить зацепить…
А из алчущей пасти
Вылетают стихи.
Я, как солнечный зайчик,
Я и есть, я и нет.
Все земные напасти
Вдруг сгустились во мне.
А когда опускаю
Затуманенный взор,
Вижу: лица с усами
Прикрывают раздор.
Отпустите, родные,
От бесчестной Земли,
Ведь мою душу взяли
И давно унесли!
1995
8.
Неестественная сила,
Вырвав с корнем предрассудки,
Смелость в души поселила
И вернула к жизни чуткой.
Расплылось пятно печали
И исчезло в бездне света:
Беспредельное начало
Безначального сонета.
Воспарил, роняя слёзы,
Дух недремлющего предка,
И исчезли маски, позы,
Заросла на сердце метка.
Взвились ласковые кони,
Гордо головы подняли.
Может, это кто-то вспомнил
Тех, кто выжил в свисте стали?
Тех, чьи души сдувало ветром,
И, бросая порывами в сон –
Единственную реальность
В мире вялых разрывов бомб,
Провело мимо груды трупов
На сияющий пьедестал.
И несчастье глядело тупо
Вслед героям из трещатых скал.
Тех, чьи лица выжжены зноем,
Чьи ладони не знали тепла,
Чьи глаза потемнели от горя
Над бескрайней планетой зла.
И когда твой мозг умерщвляют,
А сердце на щепки дробят
Миллионы бездушных тварей,
Вспомни тех, кто прошёл через ад.
1995
9.
Из сырой избы российской
Утром выбегу во двор.
Ослепительным сияньем
Полыхнёт в крестах собор!
И прихватит враз за душу
Счастье яркой полосой,
Закружатся вереницей
Куры, дом, забор косой…
И навстречу добрым людям
Брошусь я, как в детстве, вмиг
Через лес, пересекая
Всю Россию напрямик.
Улыбнутся молодые
Вслед берёзки мне листвой,
И овражки луговые
Будут мне махать рукой…
Из вселенских вышел джунглей,
Заслонив собой закат,
И в России я останусь,
Мне уж нет пути назад!
1995
10.
Может быть, тебя я встретил
Под покровом темноты,
Ну а, может, это ветер
Ввысь метнул табачный дым.
Беспорочная невинность
Дунет ангельским огнём,
Или что-нибудь случится
Под сентябрьским дождём.
Теплотою осветится
Лик усталого бомжа:
«Что, сынок, тебе не спится?»
Мир велик, а ты одна.
Или фальшь застелит мысли,
Покачнётся стылый дом,
И никто мне не приснится
Пасмурным осенним днём.
Не бросай огонь надежды,
Он сожжёт меня внутри,
И на спектр вдруг разрежут
Пламя жизни фонари.
1996
11.
И свечи почему-то быстро тают,
И бродишь ты во тьме душистых грёз,
Как дух в тоннели жизни пролетая,
Несомый ветром прямо на погост.
Сочится сквозь утёсы откровенья
Твоей судьбы искрящийся поток
И исчезает он из поля зренья,
Как у цветка последний лепесток.
Старинный первородный тёмный ужас
Таится в глубине пузатых скал,
Там древности былой живые души
Селятся в лоне каменных зеркал.
Чужая жизнь, неведомая людям,
Хранит владыку, давшего обет,
Всё видит он, всех милует и судит
В тревожной глубине незримых лет.
И ты, своё нести закончив бремя,
Незыблемый, предстанешь перед ним,
Пронзишь стрелой пространство ты и время
И навсегда останешься святым.
1996
12.
Время смоет зарубки
С далёкого края обиды,
И удалится в ночь пёс опрокинутой злобы.
Ты нужен этому миру,
Тебя ещё не забыли!
И будут сверкать пылинки
Под солнцем на небе звёздном.
Тающий снег откроет
Тайну лучистого света,
И что-то в твоей вселенной мгновенно перевернётся.
И что-то тебя закружит,
И что-то в тебе рванётся,
Какой-то чужой блеснёт вдруг
Родная твоя планета!
Внезапно всё прекратится,
Рассудок назад вернётся,
И ты ощутишь ловушку: всё оставалось прежним.
И тучи нахлынут в душу,
И сердце, как сталь, взорвётся!
А, может быть, кто-то обнимет
За плечи рукою нежной…
1996
13.
Выхожу из глубокого транса:
Кем-то грозным примята трава,
Тихо хрустнула ржавая каска,
Мутно светит шальная луна.
Долго думаю, где я и кто я,
Понимаю, что вспомнить нельзя,
Мне все вещи такие пустые,
Мне туманы ночные – друзья.
Поднимаюсь над влажною степью,
Чтоб размять два затёкших крыла.
Звёзды медленно холодом слепят,
Справа тихо несётся скала.
А в скале той большая пещера –
В ней огромный и сильный живёт.
Я в свою уязвимость не верю,
Прекращая вечерний полёт.
Навещать его нету желанья,
Только что-то влечёт в темноту,
И, что делаю, не понимая,
Я к нему по туннелю иду.
Очень мягко, удобно и сухо,
Подо мною искрится добро,
Сладко булькает сытое брюхо,
Мне спокойно, уютно, тепло.
Опускаюсь в глубокую дрёму.
И, конечно же, это – мой дом.
Да и быть не могло по-другому:
Я – уставший и старый дракон.
1999
14.
Скажи мне одно только слово –
Я буду смеяться и петь.
Скажи его раньше второго,
Скажи просто тихо: «Я есть!»
Ты видишь, насколько я слабый –
Мне сложно с тобой говорить,
И я не могу больше падать,
Скажи, чтоб я мог дальше жить.
Я – старый-престарый котёнок:
Устал от своей слепоты.
Пытаюсь сбежать с полигона,
Где гибнут веками коты.
Дрожит от невидимых взрывов
Как тень оболочка моя…
Я буду смеяться и прыгать:
Скажи, ради Бога, ты – я?
Туманы меня истязают,
Кромсают людские шумы,
И я не могу больше падать
В преддверье холодной зимы…
1999
15.
– Эй, затянись, патриот!
Чуешь весны приход?
– Нет, только табачный запах
Густо проходит в нос.
– А как же девчачий гвалт
И птичек налоговых лёт?
– Мой разум одно лишь берёт –
То, что мне город принёс.
– Так город весь встал на дыбы:
Титанами смотрят дубы,
И свежесть несётся от них,
Как катер по глади морской!
– Я вижу гитарную рябь
В душных кричащих домах,
Но я не почувствовал, чтоб
Откуда-то дуло весной.
– Ты же не дятел, очнись!
Ты видишь упавшую высь,
И блики восставшего солнца
До глади её добрались?
– Есть только одно время года –
Туман, чёрных душ непогода.
Какая такая природа? –
Охота зайцев на лис!
– Ну и уходи отсюда!
Нельзя, брат, не верить в чудо!
– Можно, если устал ты
И черти гуляют в душе.
– Это твоя погода,
Это всё твой рассудок
С упрямством упряжного мула
Ловит этических вшей!
Просто люби всю радость!
Просто спасай, что любишь!
– Ты меня радовать будешь?
И ты меня будешь любить?
– Да ты просто нищий духом,
Если, конечно, не шутишь,
Ты умер уже при рожденье,
И мне тебя не возродить!
– Я вовсе не труп, я – спасенье,
Ведь своей тяжестью мрачной
Тебя на Земле оставляю,
Я – твоя лучшая часть!
– Ты просто глупец, я летаю
И даже тебя поднимаю,
Моё сумасшедшее рвенье
Никак тебе не обуздать!..
И долго ещё эти двое
Болтали внутри и ругались,
Друг в друга словами метались,
И каждый твердил о своём.
А над ними весна смеялась,
Раскинув своё одеяло.
А потом я взял их обоих
За шкирки и вытолкнул вон!
1999
16.
Я, ближе к ночи, когда завоет старая рана,
Сажусь на поезд, несусь за город, ищу поляну,
Где прошлое меня находит пальцами света,
Оно реально, оно живое, оно согреет.
Всю доброту от меня отделяет черта разлуки,
Она перекинута паутинкой от веселья к скуке,
Она не знает, как тяжело во мгле и страхе,
Но кони, мчащиеся вперёд, всё зло стирают.
И вот я уже чёрным вихрем несусь обратно,
Туда, где столбы небоскрёбов и небо в пятнах,
Туда, где меня захлестнёт повседневщины серость,
Но вытянуть жизнь из меня она не успеет.
Ведь очень скоро железный монстр меня отпустит,
Во мне не останется ни грамма злости, ни капли грусти,
И я, отрешённый, скользну в заветную дверцу,
Где земные кошмары не будут мне больше сниться.
1999
17.
Грызуны сожрали труп в саду –
Это были крысы или кто-нибудь похуже,
Я парализован и всё так же эту суку жду,
Жду, когда она придёт и мою голову закружит.
Голова моя с улыбкой отделится
От ненужного и мёртвого пустого тела,
Она будет танцевать с тобой и дико веселиться,
И гримасничать, и делать всё, что ты хотела.
Она по уши в твои прелести зароется,
Она не скажет в адрес твой ни одного упрёка,
А тело пусть гниёт и разлагается,
А время остановится у нашего порога…
Но грызуны сожрали труп в саду,
И кто-то серый меня с ложки кормит,
И ко мне сегодня не придут,
Ведь о паралитиках не помнят…
2000
18.
Посвящается моим любимым людям
И растенья пляшут, как живые,
И сочатся слизи с потолка,
И сквозь смерть мне говорит Гурджиев:
«Мы – машины, мы – машины, мы – машины,
Нами движут силы рычага».
И сквозь скрежет сплющенных вагонов
Бессознательное ставит мне рога,
И летит от вируса программа,
И сгорают Фрейдов миллионы
В глубине большого очага.
«Всё абсурд», – на ухо шепчет Сартр,
И в полях сжигаются стога,
И стоит у пристани мой трактор,
И моя небесная галера
От меня ужасно далека.
Без меня огнём плюются боги,
И в глазах моих гостит тоска,
И куда-то прочь уносят ноги,
Потому что прямо у дороги
Выползает Ницше из горшка.
2001
19.
Жёлтое небо, оно насмехается,
Я маленький, маленький, маленький я.
Стоваттная лампочка солнцем кусается,
Бетонное небо, из ворса земля.
Струя из мочи вверх вырывается,
Мокрый я, мокрый я, мокрый, воплю.
Пространство со свистом навстречу кидается,
Руки огромные тащат к столу.
Звуки из шара в уши врезаются,
И меня почему-то от смеха трясёт.
Это не я, а мой рот улыбается,
Голодный и непослушный мой рот.
Твёрдый сосок к губам прикасается,
Вкусно мне, вкусно мне, мягко, тепло.
Успокоение; мне засыпается
В лапы видений, движений и слов.
И снова мир света в меня открывается,
Гигантский, убогий, съедающий всё.
В нём застревая, душа кувыркается,
И вязнет жвачкой в нём тело моё.
2001
20.
Где же ты где, яснокрылая бабочка?
Кактусы в чепчиках, где вы укрылись?
Я вас ищу, моделирую, вижу,
Как койоты на скалах веками гнездились.
В Северной Мексике, в Западной Мексике,
Даже в Восточной и в знойной Южной
Горные львы просто ходят стадами,
Но меня не едят, я им, видно, не нужен.
Я от пупка до груди врежу молнию,
Чтоб убирать туда всё, что осталось
От моих путешествий в мою преисподнюю,
А ещё пуховое вложу одеяло.
Ведь я замерзаю ночами жестокими,
Когда духи из ветра хватают за яйца.
Но вспышки сознания стали короткими,
И мне больше нельзя человеком остаться.
Я улетел в пустоту межтелесную,
Нету меня, раз вы это читаете.
Но если вы смотрите в бездну небесную,
Вы наизусть мою Мексику знаете!
Дух мой всегда в этой пустоши был,
И дух мой всегда в этой пустоши будет,
Ведь Мексика – это божественный мир,
И все мексиканцы – счастливые люди!
2001
21.
Дрожат мои руки, и я – развалина,
Рыхлая скрипучая телега.
Надеюсь, всё закончится скоро. Или рано
Я размечтался о конце своего века?
Я затухаю всё больше, всё глубже
Я растворяюсь в мире
Грохочущем, быстром, но неинтересном уже,
Как когда-то тонул в своей собственной жене.
Морщины избороздили тело так же,
Как душу ненужный хлам.
И я вспоминаю, что было неважно,
Живу или нет я, мне уже молодым.
Ведь жизнь пролетает так же незаметно,
Как с одуванчика сдувается пух.
А смерть тебя ждёт и бросает монетку:
Орёл или решка, потом или вдруг.
Я знаю, многие стремятся забыть
И живут, как и жили, превращаясь в ничто,
Растят своих внуков, но время летит
Заначкой на похороны в старом пальто.
Мои сны ножами впиваются в день,
Мешая безбожно всё, что было со мной.
И в солнечном свете дрожит моя тень,
Напоминая, что я чёрно-белое кино.
Старость расплющила, старость сожгла,
Всё помельчало и стёрлось всё в ней,
И я тащу своё тело к краю стола,
На котором ни крошек, ни сладостей нет.
2001
22.
Рогами тихо водите во тьме
И сильно думаете о своей персоне
Вы, жалкие подобия теней
В гигантском, тесном и нечищеном загоне.
Вы очень важные и твёрдые вполне
Коровушки на мясокомбинате.
И смертью вас совсем сведёт на «нет»,
И ничего не сможете узнать вы.
Вас распирает чувство жалости к себе
Одновременно с чувством превосходства,
И чем они сильней, тем вы вкусней.
И непоколебимо ваше скотство.
И мне тоскливо в вашем стаде, я мычу,
Но лик забойщика блестит, как лик святого,
И я встал в очередь к железному врачу,
Который лечит головы коровам.
2001
23.
Меня съедят, я это знаю, и я счастлив.
Ведь я, друзья, всего лишь паразит.
Я так поверхностен, так отдан своей власти,
И мне ничто на свете не грозит.
Орёл спикирует когда-нибудь внезапно
И окунёт меня в железный клюв,
Зажав в своих когтистых страшных лапах…
Я только об одном его молю:
То, что очистится в момент моей кончины,
Огнём пусть воспылает изнутри!
И это будет лучшая причина,
Зачем я видел, мыслил и творил.
2001
24.
Дауны тянут в слёзы, что-то струится в дыме,
Мёртвое – не живое, хоть и очень похоже.
Руки ведут под землю, там чьё-то опухшее имя,
Там чья-то уставшая сущность – я узнаю по коже.
Крылатая поступь вампира пугает только зелёных:
Скоро к ней привыкаешь, как если бы было утро.
И есть одно мрачное дело (только для посвящённых),
О нём говорить так грустно и даже немножко жутко.
Высунув морду из крыльев, тихо потребовал пропуск
И вылакал баночку крови, от жадности поперхнувшись.
И скрипнула крышка гроба, и сзади разверзлась пропасть,
Проснулись по собственной воле из мира ушедшие души.
Кутаясь в плащ часами читал ярлыки на запястьях,
Нервно топтались на стенах бестелесные часовые.
И виделись мне вместо лиц злые слюнявые пасти,
А вместо грудей прекрасных синее мёртвое вымя.
И вдруг беглеца я увидел: он мне из стены улыбался,
Зажатый в виде собаки между двумя камнями.
«Ну что же, – сказал, – инспектор, я наконец попался,
Но я умоляю, пошлите открытку папе и маме!»
Прóклятый всей планетой тиран всех времён и народов
Медленно форматировался, исчезая уже навечно.
А я возвращался обратно, под неба высокие своды,
На котором тушили солнце, и в церквях задували свечи.
2002
25.
Рабочее время подходит к концу,
И люди сочатся сквозь будничный бред
В свою конуру к семье и столу,
Окутаны мглой пьяно-водочных лет.
У них есть метро, где их давят, как гной,
У них перекрёстки и пробочный смрад,
У них вожделение к дырке пустой
И к члену, который сегодня им рад.
И ящик, который сверкает в углу,
Их травит своим золотистым враньём.
Они все болеют, скулят, пьют и лгут,
А в промежутках – сидят за рулём.
Они отдыхают в загончиках дач:
Сажают картофель и борются с тлёй.
И ждут, когда к ним подойдёт их палач
И, взяв за грудки, уведёт за собой.
Их дети, как гнусы, сосут из них жизнь,
Играя на жалости и ненавидя.
Они изначально смотрят все вниз,
Ни Бога, ни солнца, ни неба не видя.
Зато очень вкусно их ночью жевать,
Зажарив на вертеле, словно свинью,
И, глядя в огонь, о судьбе размышлять,
Благословляя работу свою.
2002
26.
Под названием Земля,
Бесы, мучая и зля.
Меня с детства окружали
Кучи глупых обезьян,
И я полностью уверен
Был, что я – орангутан.
Но уже во чреве мамы
Уготовал мне Христос
И спасение принёс.
Я руками и ногами
Бился, чтоб не потонуть,
И услышал стук Того, Кто
Жизнь, и Истина, и Путь.
Обезьяния страна.
Здравствуй, милый Иисусе!
До свиданья, сатана!
2003
27.
Виляй хвостом, виляй хвостом,
Когда встречаешь Господа,
Виляй хвостом Ему всегда
И не заботься ни о чём.
Пусть все вокруг в тебя плюют,
Зовут собакою и псом,
Ты всё равно виляй хвостом,
И беды все тотчас пройдут.
Виляй хвостом от всей души,
Когда встречаешь Господа,
И убегут с тебя тогда
Все блохи, и клещи, и вши.
Виляй быстрей Ему хвостом,
И всё-всё-всё исполнит Он,
О чём бы ты не попросил.
С таким Хозяином никто
Не страшен нам, бродячим псам,
Я от души желаю вам:
Виляйте все Ему хвостом!
2003
28.
Звенящая тишина, бесконечная тишина.
Темнота жжёт глаза, темнота не видна.
Омерзительные твари касаются рук,
И каждый из них говорит, что твой друг.
Их хохот ужасен, их страх, словно нож.
Потеряно всё, ничего не вернёшь.
И всё затопляет жалость к себе.
И бесы, как ты, и ты, словно бес.
Ты вспоминаешь, что должен вспомнить о Ком-то,
Но тебе не дают, тебя снедает дремота.
Ты знаешь, что умер, тебя больше нет.
И тут в твою душу врывается Крест!
Любовь затопляет светом пространство,
И становится радостно-радостно-радостно!
И тебя принимает в дом свой, любя,
Тот, кто распял Себя ради тебя!
2003
29.
Ты заблудился, тебе одиноко,
Тебя всё пугает, и скоро стемнеет.
Не знаешь, как выйти тебе на дорогу,
И с каждой минутой тебе всё страшнее.
Где-то вдали появляются волки,
Их вой всё сильнее хватает за душу.
В наступающей тьме всё не видно дороги.
Ты знаешь, как волки хотят тебя скушать.
Ты мечешься в сумерках, пикнуть не смеешь,
Волки всё ближе, рыщут по следу.
И вот уж от страха ты жалобно блеешь,
И волки несутся, почуяв победу.
Ты слышишь, как зубы их клацают злобно,
И знаешь, что это – последний твой вечер,
И падаешь в яму, вставать уже поздно,
Но кто-то тебя поднимает на плечи.
В ужасе волки уносятся в темень.
И Пастырь несёт тебя бережно к стаду,
А ты Ему в ухо радостно блеешь,
А Он улыбается, значит, так надо.
2003
30.
Одинокий вой собаки раздаётся в темноте.
Я смотрю, как люди гибнут, растворяясь в суете.
Я их вижу всех и сразу. Все они, как муравьи,
И не знают ни спасенья, ни смиренья, ни любви.
Жизнь по замкнутому кругу тихо сводит их с ума,
И они в могилу тащат ком из своего дерьма,
Называя почему-то этот ком своим крестом.
Только всем давно известно, что случается потом.
Если выбросить обузу, к вечной жизни оживёшь,
Но своего дерьма дороже ничего ты не найдёшь!
Жизнь уходит, ком всё больше, мысли тонут в пустоте,
И раздавливает короб всех, погрязших в суете.
Скучно жить жуком навозным, но страшнее – умереть.
Нет неравенства у Бога: всё уравнивает смерть!
Скарабеи, я прошу вас, загляните в Божий храм:
Может лишь Господь избавить нас от нашего дерьма!
2004
31.
Зеркало пруда весною расколото.
Шкура лоснится, и нету в ней блох.
В льдинках искрится небесное золото.
Это всё – Бог! Это всё – Бог!
Тощие жабы к воде пробираются,
А из щелей лезут полчища мух.
Вместе с природой душа очищается.
Это всё – Дух Святой! Это всё – Дух!
Шёпот травы и пыхтение ёжика,
Запахи ивы и искорки звёзд.
Даже не верится, мы снова дожили!
Это – Христос везде! Это – Христос!
2005
32.
Я умру, когда будет осень.
Я умру, когда будет закат.
Миллионы берёз и сосен
Заберу я с собою в ад.
Ивы, клёны, дубы и липы
Нарядились, как на маскарад.
Все пойдёте со мной, родные,
Разноцветной шеренгою в ад.
Я возьму обезьяну, собаку,
Попугаев, лисицу, зайчат,
Бегемота, слона, жирафа,
И монахов с монашками в ад.
Захвачу я луга, тундру, степи,
Водопады, ручьи, облака.
Будет течь в аду Амазонка
И могучая Волга-река.
Прихвачу я с собою и город,
Школы, вузы и детский сад,
Миллиарды мужчин и женщин,
Миллионы весёлых ребят.
Заберу я с собой океаны
И космические корабли.
Землю тоже забрать придётся:
Не обойтись без Земли.
И, конечно, высокое небо,
Марс, Венеру, старушку Луну.
Красно солнце в стремительном блеске
И все звёзды я в бездну возьму.
Заберу я с собою и Бога,
Ведь Он прежде меня возлюбил.
Со Христом мне там будет не страшно,
Он давно сатану победил.
2006
33.
Мне толстый поп протягивает лжицу.
Его заела матушка, семья.
И светлой духоносной колесницей
Причастием внутрь меня струится
Ток истинного Бытия.
«Христос во мне!» Как много в этом звуке!
Меня несёт Он в Царство, как ладья.
И по углам метутся, словно мухи,
Патриотические предрассудки,
Из полуверных классиков кутья.
Я – не земля, я – член Христова тела!
Я не воскресну, я уже воскрес!
И плоть моя со упованием воссела!
А у стены, дрожа, как угорелый,
Ползёт, стеная, недобитый бес.
Но снова будет этот храм поруган,
И будут в нём нечистые скакать.
И, корчась в нерешительных потугах
Под демоническое буги-вуги,
Я буду Воскресенья ждать.
2007
34.
Ночь тиха. Но насилие страсти
Будоражит и сверлит твой ум.
Нас ласкают бесовские пасти
Языками вещественных дум.
Нас прельщает пре-любо-деянье,
Фантастических логосов цепь.
И с восторженным мы ликованьем
В жизнь впускаем нечистых вертеп.
Похотенья порочного сердца
Принял ты за святое, глупец!
И желаньем своим, как денница,
Отлучён от Христовых овец.
Хоть твой дух всей душой рвался к Богу,
Ты низринулся в тьму сгоряча,
Умертвив себя страстью, Живаго!
На столе догорела свеча…
2008
35.
Голубь Духа насажен на вертел.
Трупный запах в Эдеме несётся.
Человек, почему ты был светел,
А теперь потемнел эфиопом?
Был Адам, сделался Потребитель,
За кустом укрываясь от Солнца.
Что тебя обольстило, мужчина?
Не ребро ли, упавшее в землю?
И какая подвигла причина
Убежать от лица Живодавца,
На страданье обречь всю скотину
И покинуть небесную келью?
О Адам! Я твой падший потомок!
Нищ и наг, но себя мню одетым
И Христа распинаю с пелёнок!
Научи меня, отче, молиться!
Помоги мне стряхнуть этот морок
И в сыновстве исполниться светом!
Осквернил свой Эдем я грехами:
Смехом, завистью, злопомненьем.
Ты покаялся, отче Адаме,
Научи и меня покаянью!
И тогда во мне – Каине, Хаме,
Ко Христу возродится стремленье!
2008
36.
Всё вокруг становится светом.
Движение тени. Приказ о спасенье.
На этом мгновенье сгустилась Вечность
Предтечею тайного освобожденья.
Винт корабля перестал вращаться,
Но что-то гонит и гонит вперёд.
Парус провис, мир бесшумно несётся.
Это сила Того, Кто волны
Делает кроткими, словно овцы!
Точечки звёзд превращаются в линии.
Волк-одиночка находит друзей.
Свет начинает мягко звенеть.
Славится, славится, славится, славится
Тот, Кто сумел сделать сладостной смерть!
2008
37.
Спасительный маяк сияет впереди
И завораживает, и манит нас к себе.
И тихий голос шепчет: «Блюди себя, блюди,
Того, кто сердцем чёрств, Я не смогу спасти!»
Сказал: «Сейчас за Мной не можете идти,
Любите же друг друга, как Я вас возлюбил!»
И светит Свет во мраке. Свети же нам, свети!
Твой образ сердцем рвётся свободу обрести!
2008
38.
Рядом, рядом, рядом, рядом,
Счастье рядом, у дверей,
Разбивает на осколки
Темноту души моей.
Обкукукалась кукушка,
И куда мне спорить с ней?
Было б веры на полушку,
Как мы ждали б этот день!
Лишь бы только смялись годы
В месяцы, недели, дни,
И скорее оболочки
Небу отдали огни!
Только б выбраться из склепа,
Лишь ступить бы за порог,
Ни один мытарь небесный
Задержать бы нас не смог!
Подстегни нас, Боже, плёткой,
Тишиною позови,
Говорящей обезьяне
Не снести Твоей любви!
2009
39.
Мы все – дураки, какие мы все дураки!
Щетинимся иглами, машем на брата руками…
А брат наш ночами сто лет изучал оригами,
Чтоб в Небо отправить фигурку из синей фольги.
Запрятали в бороды ненависть загнанной крысы,
Твердим заклинаньем: «Мы не фарисеи, не мы!»
Не про нас это сказано: «слепы, глухи и немы́»!
Но нас обличают афонские кипарисы.
«Суперрезкою» нашинковали сердца,
Правилом утренним мы обесточили души,
Степенно в глазах поселяется тухлое суши,
И гоним из храма метлой простеца-подлеца.
Как смел он, как мог он дерзнуть и посметь
К иконе припасть еретическими губами?!
А брат наш ночами сто лет изучал оригами,
Чтоб синим голубем к Божьему трону взлететь!
2011
40.
Зверь сидит в кабинете, невзрачен на вид,
И проклятьем на нём дремлет сана печать.
Двери Царствия зверь много лет сторожит –
Всех хотящих войти призван зверь не пускать.
Авторучкой кощунства строча на листах,
Он в кощунстве винит тех, кто служит другим.
Зверь давно позабыл стыд людей, Божий страх,
Своё чёрное дело слепец мнит благим.
Лжи и злобы его без конца точит бес –
Инквизитор на знает пощады и сна…
О, свободная воля – подарок небес!
На беду ты несчастному зверю дана!
2011
41.
Вознесись, душа моя, на крыльях радости!
Умертви верой тоску холодную, бесовскую!
Упади в светлое небо реверсивным соколом!
Превозмоги депрессию гнусноликую!
Вот она, весна ясноглазая!
Обнимает души солнечной капелью!
Разбивается об асфальт голубыми сосульками
И струится ручейками жизни пасхальной!
Скинь зимний сон, душа моя!
Разбуди в себе творческие силы, Создателем дарованные!
Разомкни сердце своё любви отмычкой!
Оттряси с себя греха заразу!
Милые братишки и сестрёнки!
Давайте убивать грусть Христовой любовию,
Страх выкорчёвывать упованием Троическим,
Злость и ненависть заливать теплотою Духа Святаго!
И да не будет места в душах наших
Ничему, кроме радости весенней, новоиерусалимской!
2012
42.
Кому открывается Небо?
Тому, кто любовью живёт,
Тому, кто не бьёт тараканов,
А кормит их, наоборот.
Быть надо добрей с усачами!
Христа они зрят со спины,
И видят Его фрагментарно,
Из тёмной щели глубины.
Не надо судить эту тварьку,
Хоть и неприятна на вид,
А лучше поставь-ка ей чарку,
Пущай свою грусть заморит.
Увидь в таракане собрата!
Узри ты в нём образ Христов!
Ведь Небо не только для верных,
Оно также и для скотов!
2012
43.
Вот пляшут горы и холмы играют,
Морские волны поднимаются вкривь-вкось,
Вон бубенцами звёзды ниспадают…
В вертепе днесь рождается Христос!
Улыбкой чистой овцы улыбнутся,
Козлы зашепчут в бороды псалмы…
Мы, люди, не успели оглянуться,
Как Бог нам возвестил конец зимы.
Как сон, забудем ветхую эпоху,
Как гниль, остатки морока стряхнём,
В жизнь приходя от смерти понемногу,
Соединимся в песне со Христом!
2013
44.
Наш мир – пространство светотени.
Мы – теневые существа,
И можем выбраться из плена,
Лишь инвертировав цвета.
Пусть свет наш обратится тьмою!
Пусть засияет светом мрак!
Тогда мы, друг, поймём с тобою,
Сколь много было в нас не так.
Либо любовь, либо свобода –
Вот право выбора души!
И не дадим врагам народа
В шкафу скелеты ворошить!
Пусть щиплет ноздри запах серы,
Пусть застит очи адский дым,
В нечистых гадов силой веры
Свободы духов обратим!
Порвётся ветхая завеса,
И во святилище войдёт
Тот, кто, уняв свободу беса,
Любовью землю потрясёт.
2013